Глеб Ситковский

Спектакль «Как вам это понравится» по пьесе «Сон в летнюю ночь» в постановке Дмитрия Крымова
Фото: Михаил Гутерман/Коммерсантъ

До лета еще далеко, но Чеховский фестиваль — самый большой, самый дорогой, самый уважаемый в России — стал продавать билеты на свои спектакли. Вот и программу объявили. Приедет много знаменитостей: Робер Лепаж, Жозеф Надж, Мэтью Боурн, Сильви Гиллем. Начинаем радоваться? Всенепременно, но только давайте сначала изучим афишу. Читаем медленно и загибаем пальцы на руках и ногах — ведь в программу Чеховского-2013 попало ровно 20 названий.

Просто попробуем сыграть в игру «Двадцать негритят пошли купаться в море» и первым делом утопим всех танцующих и поющих. К сожалению, это будет смахивать на геноцид, поскольку истребить придется сразу 11 спектаклей. Да-да, именно столько музыкальных представлений включено в афишу, это не опечатка. По большей части они милы, но ради успехов в устном счете на время отключим в себе сострадание. Одного из афроутопленников зовут «мюзикл бродвейский обыкновенный» («Фела!»). Еще шесть проходят по разряду разнокалиберной этники, и тут негритята на все вкусы — один из Испании («Утопия» Марии Пахес), другой из Португалии («Тени» из Национального театра Сау-Жоау), два с Тайваня («Девять песен» и «Песня задумчивого созерцания») и два из Израиля («Deca Dance»  и «Sadeh21»). Вдогонку отправим к морю трех негритят-тяжеловесов, которых знают все-все-все — это танцевальные спектакли Мэтью Боурна («Спящая красавица»), Жозефа Наджа («Sho-bo-gen-zo»), а также собрание одноактовок Форсайта, Килиана и Эка («За 6000 миль»). Десяток утопили? Ну, и еще одного в придачу — представление венского Бургтеатра «Небесная утопия» в жанре, определенном как «музыкальный театр».

Вслед за этими одиннадцатью к водоему весело побегут еще двое: это спектакли потомков Чарли Чаплина «Рауль» и «Шепот стен», чей жанр даже не знаю, как определить — то ли цирк, то ли не цирк, а можно сказать — просто «качественные шоу». Затем по-быстрому замочим такое же веселое, но уже анимационное шоу из Англии «Дети и животные занимают улицы», и сообразим, что негритят осталось всего шесть. Наконец, кровожадно расправимся с двумя нашими соотечественниками Дмитрием Крымовым («Как вам это понравится») и Владимиром Панковым («Синдром Орфея»), ибо они не в счет (наверняка подвернется шанс увидеть их работы не только в фестивальные дни), и посмотрим в лица четырех оставшихся негритят. Имя выжившим — драматический театр.

 

Честно говоря, и в этой великолепной четверке я бы истребил ровно половину, поскольку не слишком верю в бешеный успех минского «Офиса» и парижского «Носорога»: режиссер Theatre de la Ville Эмманюэль Демарси-Мота привозил на Чеховский фестиваль два года назад что-то невыносимо тягомотное и был встречен публикой и критикой весьма холодно. Паре оставшихся негритят, представляющих драматический театр, — спектаклям канадца Робера Лепажа «Карты 1: Пики» и немца Андреаса Кригенбурга «Процесс» — нельзя не порадоваться. Радость наша, впрочем, будет умеренной — вы же не думаете, что двух классных драматических спектаклей достаточно для фестиваля, который носит имя Чехова (Антон Палыч, если что, для драмтеатра пьесы сочинял, а не па-де-де репетировал)? В 2001 году — это, пожалуй, наивысшая точка в истории Чеховского феста — пропорция была обратной: 12 драматических постановок и 3 музыкальных.

Тенденция к снижению удельного веса драмтеатра в программе самого большого и самого дорогого фестиваля обозначилась лет пять назад. Директор Валерий Шадрин крепко полюбил цирк, танцы и яркие шоу. Надо ли объяснять, почему так произошло? Да очень просто: на них охотней покупают билеты. Не просто билеты, а по-настоящему дорогие билеты. Например, самые грошовые места на спектаклях Лепажа, исчезающие из продажи почти моментально, стоят 1500 рублей, а на некоторые хореографические представления цена может доходить до 10 тысяч. Собрались посмотреть половину спектаклей, включенных в программу? Что ж, если пойдете в театр вдвоем, то готовьтесь выложить из семейного бюджета минимум тысяч 30, а то и 100.

Шадрина можно понять. Чтобы не распугать состоятельную публику, он вынужден проводить ультраконсервативную программную политику. Никаких, боже упаси, экспериментов. Танцевальная программа вроде бы и напичкана громкими именами, но это имена вчерашнего дня, а передовой край хореографической мысли — увы, не у нас, а где-то там, в Монпелье, Амстердаме или Лондоне. К нам не торопятся везти ни Плателя, ни Сиди Ларби Шеркауи, ни Дэвида Доусона, а предлагают проверенного временем Форсайта и коммерческого Боурна. Ходила бы у нас в театры публика попроще (студенты, доктора наук и прочие нищеброды) — привезли бы, а состоятельных зрителей нервировать не полагается. В результате Чеховский фестиваль занимается успешным зарабатыванием денег, но стремительно теряет репутацию в Европе. Москву в мире все чаще воспринимают не как одну из театральных столиц, а как территорию, хорошо подходящую для «чеса». Тем более что в России и гонорары можно содрать неплохие.

 

Нельзя забывать о том, что именно Шадрин на Чеховском фестивале в 90-е годы познакомил жадную до незнакомых имен столичную публику с Робертом Уилсоном, Джорджо Стрелером, Арианой Мнушкиной и Кристофом Марталером. Но сегодня он стал заложником крайне неудачной экономической модели, существующей в России. У Чеховского фестиваля почти такой же бюджет, как у Авиньонского, но в Москву привозят спектакли для буржуев, а в Авиньон — для всех, кто любит театр.

Тут ведь экономическая цепочка очень простая. Тезис первый: мы превращаемся в театральную провинцию из-за консервативных вкусов зрителей, которые могут себе позволить дорогие билеты. Тезис второй: билеты в России дорогие из-за того, что московские театры заламывают несусветные цены за аренду своей площадки. Тезис третий: и московские театры, и Чеховский фестиваль кормятся из одних и тех же кормушек — из муниципального и федерального бюджета, но ни город, ни государство не пытаются сделать так, чтобы цены на аренду стали ниже, а билеты дешевле. Если называть вещи своими именами, мы имеем дело с халатностью государства, которому абсолютно все равно, какая публика заполняет залы.

Как можно было бы решить проблему дороговизны билетов? Да массу способов можно придумать. В некоторых странах театральные фестивали полностью избавлены от таких хлопот, как поиски подходящей площадки. Этим наивным европейцам и в голову не приходит, что муниципальный фестиваль должен что-то платить муниципальному театру — пускай об этом болит голова у городских чиновников. Иногда у этой проблемы находятся другие элегантные решения: например, у Berliner Festspiele есть собственная фестивальная площадка, построенная ему за счет все той же городской казны. Удобно, черт побери, — не нужно утрясать свои планы, ориентируясь на чужой репертуар. И, конечно, никто и никогда не допустил бы коммерциализации Берлинского или Венского фестиваля. Одернули бы сразу: «Вы здесь, дорогой херр, не для того поставлены, чтобы деньги зарабатывать. Вы нам нужны для того, чтобы их осмысленно тратить».

P.S. При написании этого текста не пострадал ни один чернокожий ребенок. Сожаления автора по поводу перекосов в фестивальной программе не должны быть истолкованы как сомнения в профессиональном уровне упомянутых в тексте постановок.