назад

Антон Долин

Режиссер Роман Прыгунов, актер Данила Козловский и продюсер Петр Ануров (слева направо) перед премьерой фильма «Духless» в кинотеатре «Аврора»
Фото: ИТАР-ТАСС

Все разговоры о фильме «Духless» пока сводятся к тому, точно ли режиссер Роман Прыгунов и сценарист Денис Родимин отразили одноименный бестселлер Сергея Минаева. Категорически непонятно почему. Как к книге ни относись, не такой она шедевр, чтобы ее переписывание или видоизменение посредством кинематографа стало интересной темой для обсуждения. Сами сокрушенные вздохи о потере романом актуальности за прошедшие с публикации шесть лет — достаточный приговор этому, мягко говоря, небезупречному тексту.    

Меж тем, фильм интересен именно в контексте кино, в отрыве от первоисточника. Что же это за контекст?

Российская кинематография в последние десять лет мечется между двумя полюсами. Первый, наследующий советской традиции авторского кино, можно условно обозначить словом «духовность»: сюда относятся и узкокультурные сенсации, каковыми становятся фильмы Сокурова или Звягинцева, и жалкие спекуляции, заслужившие от критиков презрительное определение «духовка». Второй, порожденный новейшим временем, назовем «гламур»: здесь и отдельные фестивальные красивости, и весь мейнстрим, от Бондарчука до Бекмамбетова, заполненный красиво-бесцветными людьми, роскошными интерьерами и живописными пейзажами.  Вне этих крайностей удается остаться единицам, вроде Алексея Балабанова, — но не о них сейчас речь. Речь о тех, кто с большим или меньшим успехом пытается примирить гламур и духовность. Одной из таких попыток стала, например, «Измена» Кирилла Серебренникова. К этой же области относится и «Духless», парадоксальная противоречивость которого заложена уже в заголовке.

 

С одной стороны, это апофеоз гламурности в новорусском понимании. Топ-менеджер Макс (Данила Козловский) уже даже не купается, а буквально тонет в деньгах, тачках и бабах. Экран заполняют огни ночных клубов и дорогих ресторанов, динамики разрывает от навязчивого танцевального ритма, а Москва предстает на экране такой, какой ее, вероятно, видит испуганный провинциал: грохочущей, агрессивной, блестящей, неуютной. С другой стороны, осознавая свою прискорбную бездуховность, герой жаждет иной жизни — только не представляет себе, какой именно. От этого ему, бедолаге, еще гаже. То есть духовность в этом фильме — многозначительная лакуна, которую зритель может заполнить по своему желанию. Восстановить баланс, вообразив отсутствующие в жизни красавчика Макса ценности: походы в филармонию, поездки по монастырям, чтение поэзии, большую и чистую любовь, наконец.

Но и весь фильм, если приглядеться к нему повнимательнее, представляет собой череду умолчаний — а в конечном счете огромную лакуну. Можно было бы ждать от «Духless» едких и увлекательных разоблачений современного российского бизнеса, но Минаев-Родимин-Прыгунов не вдаются в детали: увидеть героя за работой практически невозможно, поскольку даже презентации о мифическом поселке «Рай миллионеров» подчиненные для него готовят за кадром. Покинув офис, Макс едет на некую тусовку, но сбегает оттуда еще до начала, прихватив очередную пассию. Сексом они пытаются заняться прямо в машине, бездумно лихача посреди туннеля, но их останавливают сирены автомобиля ГИБДД. Вот герой приводит домой из клуба другую кралю, и она, разоблачившись, елозит по нему — но и тут ему что-то не нравится; разочарованная девушка одевается. Хочется романтики, и он, уговорившись о свидании, меняет формальный костюм с галстуком на водолазку с кожаной курткой, в руки берет цветок… и оказывается соучастником акции радикальных неформалов. Даже поцеловать понравившуюся студентку ему удается только под предлогом конспирации, чтобы скрыться от ментов.

«Духless» — сплошной, тотальный облом, будто прерванный половой акт, в котором заметно желание наслаждения — а собственно удовлетворения так и не происходит. Неплохой, по идее, образ. Только ведь и фильм ему соответствует: желанного смысла в череде банальных эпизодов, толком не тянущих на приключения, так и не проявляется. Сюжет буксует, пресыщенность героя вызывает только глухое раздражение: уже совершенно ясно, что авторы не собираются покидать столь отвратительный им мир консьюмеризма, поскольку, подобно их герою, не знают никаких миров за его пределами.

 

 


Несчастный Макс! Мало того, что и сам он — фигура умолчания (а говоря менее вежливо, пустое место), но и спастись от этого, хоть чем-то свою пустоту заполнив, ему не суждено. Как в каком-нибудь «Шоу Трумана», выбор за него сделали невидимые создатели. В их системе координат быть богатым подонком — неизбежный выбор человека, который не желает быть мусором на вселенской свалке (с мусоровоза фильм начинается, гигантской свалкой заканчивается: метафора возвращается с нездоровой навязчивостью).  Им даже не приходит в голову вероятность существования третьего пути: в той России, которую они себе придумали, ты обречен на то, чтобы быть быдлом, втайне мечтающим о богатстве и власти… или быдлом, этого добившимся.

Учитывая вышесказанное, особенно интересна главная фигура умолчания — политика. Как матерные словечки запикиваются или перекрываются другими шумами, чтобы не снижался прокатный рейтинг, так произнесенное ненароком активистом Авдеем (Артур Смольянинов) словосочетание «тоталитарное государство» заставляет немедленно сменить тему разговора. В поисках смысла жизни топ-менеджер Макс встречает красотку Юлю (Мария Андреева), принадлежащую к антиглобалистской арт-группе «Краски» — этот штрих уже не из книги, он выдуман сценаристом, явно имевшим в виду группу «Война». Чем же занимаются эти активисты? Забрызгивают краской дорогие рестораны, срывают бизнес-конференции, проецируют умеренно-неприличные видео на стены офисных зданий по ночам. Короче, сражаются с бездуховностью отечественных финансовых воротил, оспаривая власть денег. Детский идеализм этих эрзац-белоленточников, в какой-то момент выходящих на баррикады (кажется, не только они сами, но и авторы фильма искренне не понимают зачем), под стать даже не «Книге мастеров», где дебютировала актриса Андреева, а советской сказке «Город мастеров». Впрочем, там тираноборческий пафос был поотчетливее.

С этой точки зрения, претендующий на сатиру «Духless» — фильм очень удобный для теперешней власти, как удобен ей экс-разоблачитель Минаев, переквалифицировавшийся в ярого государственника. Ведь эта картина, в полном соответствии с путинскими заветами, призывает бороться не с системой или чиновниками, а с отдельными нечестными представителями нашего в целом гармоничного социума. К слову, самый мерзкий персонаж здесь — внедрившийся в отечественный бизнес француз, ловящий жирную рыбку в нашей традиционно мутной водице. Этот фрукт из-за нехватки духовности страдать не будет. Он и не слышал, что это такое.

Вот таких из нашей России надо бы гнать в три шеи. А протестующие с офисным планктоном, если верить оптимистам-авторам, как-нибудь договорятся: ведь мусором не хотят быть ни те, ни другие. Одни поделятся духовностью, другие подгонят деньжат — и будет всем счастье.

Материалы по теме

Фотография как манипуляция

Зрительный образ превратился в политический аргумент.

Ужель та самая

Ответ Дмитрию Быкову про «Анну Каренину» – и не только ему, и не только про нее.

В жанре кала

О британском фильме «Анна Каренина», показывающем, до какой степени Россия и русские всем надоели.

«Хоббит»: первый пошел

На экраны мира выходит новая толкиеновская трилогия Питера Джексона.

«Я люблю "Сумерки" – и что мне теперь, стыдиться этого?»

Кристен Стюарт призналась Openspace, что сыгранная ею малолетняя вампирша – более интересная личность, чем она сама.

Вампиры, убившие время

«Сумерки» как манифест вечного пубертата.

Швейк, ты не брав

15 ноября бравый солдат Швейк возвращается как герой нового российского мультфильма.

Кино без желтка

«Облачный атлас» как ответ на вопрос о том, в чем прелесть бессмысленного.

За родину, за Гроссмана!

«Жизнь и судьба», прочитанная Сергеем Урсуляком.

Бремя русского человека

«Долгая счастливая жизнь»: очень важный фильм Бориса Хлебникова.

Спасибо, что живые

«Возвращение героя» и «Неудержимый»: Арнольд Шварценеггер и Сильвестр Сталлоне снова в строю.

назад