Антон Долин

Новый российский фильм под названием «1812: Уланская баллада», в главной роли Сергей Безруков. Продолжать? Ставлю золотой, большинству и так все ясно. Ругая отечественное кино, чувствуешь себя неловко — как охотник, который твердо знает, что егеря держат кабана на коротком поводке за ближайшим кустом, а от него требуется лишь сделать контрольный выстрел. Велика ли честь в такой победе? По такой мишени и дурак попадет.

В прокате хватает и других русских фильмов. Только на этой неделе «Измена», «Искупление», «Стальная бабочка» — выбирай на любой вкус. Существенное различие в том, что «Уланская баллада» претендует на звание блокбастера. И лишь она получила существенную поддержку государства — финансовую и идеологическую (как-никак год юбилейный). Не об этой ли картине говорил на днях министр культуры Владимир Мединский: «Мы считаем, что мы имеем право от имени народа сказать: “Да, мы хотим фильм о Бородино. Мы не хотим фильм о ваших духовных терзаниях”». Неужто речь шла о «Ржевском против Наполеона»? Вряд ли, вряд ли.

Уланам терзания незнакомы. Тем более духовные. Еще титры не закончились, а они уже преследуют на быстрых конях карету, в которой трясется по кочковатым российским дорогам сам император Наполеон. Пятнадцать минут спустя они же выиграют Бородинскую битву — ей режиссер Олег Фесенко отвел минут десять экранного времени. Правильно сделал: массовки явно не хватало, и надо было побыстрее сворачиваться, пока зритель ничего не заметил. Именно там, на поле Бородина, неразлучная троица улан летучих — поручик Горжевский (Сергей Безруков), князь Кикнадзе (Анатолий Белый, выкрашенный в черный) и унтер Птуха (Станислав Дужников) — встретит юного идеалиста Алексея Тарусова (артист музтеатра Антон Соколов с подведенными ресницами и подозрительно загорелым, будто только из солярия, лицом). Они станут друзьями навек.

 

Напоминает одну известную книжку, не правда ли? Особенно после того, как на пути друзей встанут сановник-интриган Телятьев (Борис Клюев), правая рука государя с внушительной звездой на груди, и его любимый шпион Де Витт (Валерий Николаев) с шрамом через все лицо — очевидно, без этой детали в нем труднее было бы опознать двойника графа Рошфора. Теперь четырем уланам предстоит доставить из Польши украденную злоумышленниками корону Российской империи — это вам не подвески, бери выше! — обратно на родину, по пути расправляясь с бесчисленными агентами противника. На Миледи сценарист Глеб Шпригов не расщедрился, зато и Констанцию — тут ее зовут пани Беата — пощадил. В самом деле, «Уланская баллада» не какая-нибудь «Война и мир» с позорным рейтингом «16+». Здесь значится «12+», и героям на всякий случай запрещены даже поцелуи, не говоря об обнажении плеча. Посему молодецкую удаль им предлагается выражать в иных формах: похвальбе (выясняется, что у поручика Безрукова было 799 женщин) и переодевании в женские наряды, чем постоянно занимается корнет Тарусов. То ли здесь скрыта цитата из «Гусарской баллады», то ли опять же из «Ржевского против Наполеона», то ли… Нет, о третьем варианте и думать неуютно.

Чем разбавлять стародавний сюжетец? Рецепт известен со времен раннего Юнгвальда-Хилькевича: драками и песнями (иногда совмещенными друг с другом). Первый элемент в «Уланской балладе» выдержан в лучших традициях постсоветских боевиков. То есть между рапидами и мельтешением. Трюков придумано мало, исполнены они плохо, поэтому то немногое, что есть в наличии, непременно надо продемонстрировать в красивой замедленной съемке. Все прочее, не получившееся, намеренно комкается в невнятную мешанину. Что до песен, то на авторе текстов решили сэкономить, использовав Дениса Давыдова, а в композиторы пригласили — кого бы вы думали? правильно! — Максима Дунаевского. Тот, отдадим ему должное, не стал растрачивать талант всуе и положил известные строки «Я люблю кровавый бой, я рожден для службы царской» на мелодию «Две гитары за стеной жалобно заныли».

В принципе авторы были правы, использовав проверенный шаблон. Стоит им сделать хотя бы шаг в сторону, и начинается нечто странное. То злодей вроде бы отпустит положительного героя на свободу, но зачем-то посадит связанным в карету, начиненную взрывчаткой, на козлы водрузит злонамеренного карлика, а на лошадей верхом — манекенов в страшных масках. Зачем он это сделал? Все равно ведь ни манекенов, ни карлика из кареты не видать? Или другой эпизод: дьявольски хохоча, негодяй во взлетающем дирижабле поджигает фитиль бомбы, чтобы уничтожить и машину, и своих невольных попутчиков — влюбленную пару. Те почему-то не думают сбросить бомбу вниз, а вместо этого спрыгивают сами. Причем не разбиваются, угодив прямиком в декоративный фонтанчик во дворе замка (внезапно оказывается, что у того глубина метров пятнадцать). А потом долго там целуются, даже не пытаясь выбраться из воды, — меж тем вокруг лежит снег, и температура должна стремиться к нулю. Любовь творит чудеса.

Фесенко и Шпригов принялись вышивать по чужой канве не просто так. В хорошо знакомые мехи они влили новое вино — не форму, но суть стоит искать в «Уланской балладе». Вспомните, с кем сражались три мушкетера? Правильно, со своими же соотечественниками: туповатыми гвардейцами, хладнокровным Рошфором, дьявольской Миледи, сатанинским Ришелье. Противники, то есть англичане, были людьми, напротив, благородными. Такова война по версии Дюма. Но здесь изложена иная концепция, на лету подхватывающая своеобразную философию истории Мединского — не только министра, но и автора нескольких книг. Согласно ей, история России полна трагедий, поскольку на нас много столетий злоумышляли иноземцы. В «Уланской балладе» появляется новаторский для традиции фильмов о войне 1812 года элемент: шпионский. Агентами добра (то есть России) становятся четверо уланов, агентом зла — Де Витт. Его, кстати, поручик Горжевский без труда разоблачает еще на Бородинском поле: «Вы русский, сударь?» — спрашивает он двуличного французишку. Но у того есть покровители в самых верхах, и при своей явной нерусскости он нагло продолжает играть роль двойного агента.

В этом контексте даже явные анахронизмы начинают смахивать на элементы осознанной стратегии. Кикнадзе цитирует стихотворение Лермонтова, написанное через 28 лет после событий 1812 года, Де Витт оседлывает дирижабль — хотя первая такая посудина взлетела к небесам в середине XIX столетия, а на балу танцуют под мазурку Шопена (великому поляку тогда как раз исполнилось два годика). Впрочем, раз Россия — родина слонов, то в единой точке времени, пространства и действия «Уланской баллады» могут и даже должны сойтись все информационные потоки.

Кастинг тоже не лишен остроумия: на роль негодяя взяли Николаева, сделавшего недурную карьеру в заграничном кино («Святой», «Терминал»). Его антиподом в фильме назначен известнейший артист земли русской Сергей Безруков, живое воплощение национальной идеи. Тем, кто в фамилиях и иерархиях артистов не силен, предложено деление попроще: у всех наших закрученные кверху усы, у супостата — непривлекательная козлиная бородка. Правда, приделать усы Кутузову все-таки не решились, зато реплики ему написали с душой: говорит он исключительно русскими народными пословицами.

 

Вся эта схема выглядела бы вполне стройной, если бы не удивительная безликость актера Безрукова. Это вообще-то не худшее из профессиональных качеств: он тебе и Иисуса сыграет, и Сашу Белого, и Есенина, и Моцарта, и Пушкина, и человека-как-две-капли-воды-похожего-на-Владимира-Высоцкого. Бесцветное содержимое может заполнить любой сосуд — но, увы, не способно стать сосудом. Если у друзей поручика Горжевского еще есть индивидуальные качества (например, Кикнадзе говорит со смешным грузинским акцентом и рубится сразу двумя саблями, а увалень Птуха дерется врукопашную то свиным окороком, то сорванной с лафета пушкой), то герой Безрукова в основном улыбается, декламирует стихи и кричит громким голосом: «Не посрамим Россию, братцы!». Сей невзрачный патриот — безусловно русский, но это решительно ничего не объясняет. Скорее ставит в тупик. В результате единственным живым и симпатичным персонажем фильма оказывается и не он, и не трансвестит Тарусов, а предполагаемая полька Беата. По крайней мере Анна Чиповская — девушка красивая, спасибо и на том.

На ум приходит чисто русское явление, объединившее два главных национальных феномена — дураков и дороги: потемкинская деревня. Применить это понятие стоило бы к конкретному фильму «Уланская баллада», который со стороны может показаться увлекательным приключенческим зрелищем (на самом деле смотреть его чудовищно скучно), а может — частью тайной государственной программы по искажению истории (по факту эклектичный набор плохо сочетающихся клише). Но такая же потемкинская деревня — и вся индустрия наших блокбастеров, которые вопреки простейшей логике не зарабатывают в прокате деньги, а лишь разоряют продюсеров и помогают зрителю окончательно потерять веру в отечественного, прости господи, производителя. Да и коварные попытки властей влиять на неокрепшие умы посредством масскульта — такая же имитация, пустой раскрашенный фасад. Нам-то по привычке кажется, что начальники учат нас родину любить и врагов ненавидеть, а они просто уныло отрабатывают дежурную годовщину.

Когда же читают нотации про духовные терзания и Бородино, имеют в виду лишь одно: «Избавьте от страданий нас, оставьте в покое наше Бородино — пусть оно не настоящее, а нарисованное на старом холсте. Не подходите слишком близко, не разрушайте иллюзию. Мы и сами прекрасно знаем, что за этим холстом нет никакой заветной дверцы, а только глухая стенка».

Вот и вся баллада.