Анна Фенько

Фото: Voller Ernst/Vostock Photo

Православие и самолеты

За последнее время репутация русской православной церкви сильно пострадала от многочисленных скандалов с участием ее иерархов. Это вызвало у многих православных желание напомнить всем воинствующим безбожникам, что есть «истинное православие», не имеющее ничего общего ни с нанопылью и исчезающими часами патриарха, ни с православными дружинниками, срывающими с людей футболки в кафе, ни с безобразной травлей трех девушек, две из которых остаются в заложниках у правящего режима. Православные обижаются, когда негодование по поводу отдельных одиозных представителей РПЦ распространяется на всю паству. Нельзя, говорят они, отождествлять идиотов, причисляющих себя к православным просто в силу политической конъюнктуры, с истинно верующими, которым свойственны и сострадание, и смирение и которые, даже будучи оскорбленными «бесовскими плясками», призывают к прощению и милосердию. Некоторые идут дальше и пытаются объяснить с позиций личного религиозного опыта, что быть атеистом глупо и невыгодно. Они спрашивают: «А вы разве не боитесь смерти?» и «Что вы делаете, когда самолет попадает в воздушную яму?» Вот мы, православные, молимся и уповаем на волю божью, а вам, бедолагам, остается только холодный липкий ужас перед предстоящим небытием…

Эти споры православных с атеистами напоминают споры старых большевиков, оказавшихся в сталинских лагерях, с сидевшими там несколько дольше идеологическими противниками коммунизма. Ну да, Сталин оказался людоедом, говорили эти несгибаемые революционеры. Но ведь сама идея равенства прекрасна, и любому непредвзятому человеку ясно, что эксплуатация должна быть уничтожена, а пролетариат освобожден от оков... И если в процессе кто-то по ошибке пострадает и даже сгниет в лагерях, пусть даже и миллионы, пусть даже и включая меня самого, это не отменяет истинности самого коммунистического мировоззрения.

 

Разум и инцест

Очень трудно спорить с тем, что другому кажется самоочевидным, поскольку люди привыкли доверять своему непосредственному опыту. Если ягоды зеленые, они, скорее всего, невкусные. Надо подождать, пока созреют, и тогда есть. Если зверь рычит и скалит зубы, он, скорее всего, собирается на вас напасть. Поэтому надо убегать или атаковать. Но очевидность непосредственного опыта может и не совпадать с истиной. Например, любой человек может легко убедиться на собственном опыте, что Солнце вращается вокруг Земли. На то, чтобы убедиться в обратном, человечеству потребовались тысячелетия совершенствования мыслительного аппарата и научных методов познания мира.

Однако все научные знания, техническими плодами которых мы с удовольствием пользуемся, мало помогают в решении простого вопроса: что такое хорошо и что такое плохо. В вопросах морали наука бессильна. Философия, пытаясь объяснить, как именно люди решают моральные дилеммы, апеллирует либо к разуму («категорический императив» Канта), либо к интуитивной очевидности «морального чувства» (Дэвид Юм).

В последнее время появляется все больше эмпирических подтверждений интуитивного характера моральных суждений. В частности, эксперименты американского психолога Джонатана Хайдта показали, что в своих суждениях люди руководствуются интуитивным чувством, а рациональные доводы придумывают задним числом. Он предлагал участникам своих исследований дать моральную оценку поступкам, описанным в коротких рассказах. Один такой рассказ описывал каникулы двух студентов, брата и сестры, на юге Франции. Однажды, ночуя в одинокой хижине на берегу моря, они немного выпили и решили заняться любовью. Они использовали два вида контрацепции, получили удовольствие, но решили больше этим не заниматься. Они никому об этом не рассказали, и общая тайна еще больше их сблизила.

 

Практически все опрошенные сочли инцест морально неприемлемым. Когда же их просили обосновать свое мнение, большинство ссылались на возможные генетические аномалии у потомков и на то, что случившееся испортит отношения между братом и сестрой. Когда исследователь напоминал, что герои рассказа использовали два противозачаточных средства и что произошедшее никак не повредило их отношениям, это приводило людей в замешательство. Одни говорили, что не знают почему, но уверены, что это плохо. Другие отвечали, что им нужно время на то, чтобы найти новые доводы. Но никто не поменял своего мнения, услышав противоречащие ему доводы.

Хайдт считает, что разумные доводы в пользу того или иного морального суждения — это всегда вторичная рационализация. Люди, убежденные в моральной неприемлемости абортов, выдвигают научные доводы о том, что жизнь возникает в момент зачатия, а те, кто настаивает на праве женщины распоряжаться своим телом, приводят не менее научные свидетельства обратного. Но еще никто не изменил своих моральных убеждений под влиянием рациональных доводов оппонента.

 

Отвращение и селедка

Однажды я слушала лекцию одной дамы-философа о морали. Дама доказывала, что моральное чувство в своем изначальном, феноменологически чистом виде есть у каждого, что оно сродни естественной человеческой способности отличать вкусную пищу от невкусной, приятные запахи от неприятных, и т. п. Дама была очень убедительна. Она ссылалась на рвотный рефлекс у людей, которые впервые совершают убийство, а также на новейшие открытия нейрофизиологов, обнаруживших в мозге «моральные центры», которые оказались неподалеку от центров гастрономического удовольствия и отвращения. Я почти уже поверила в универсальность и врожденность моральных норм, но так совпало, что накануне лекции я посмотрела фильм Тарантино «Бесславные ублюдки». Там, помнится, главный злодей, занимавшийся отловом и уничтожением евреев, ссылался именно на непосредственное, феноменологически чистое переживание физиологического отвращения, которое «любой нормальный человек» испытывает к насекомым, крысам и другой нечисти, в частности к евреям. Я задала даме-философу вопрос, как же быть с этим феноменологически чистым опытом нациста, который для него так же самоочевиден, как для религиозного человека — существование бога, а для коммуниста — неизбежность победы мировой революции. Философ повела себя так, как обычно ведут себя воспитанные люди в ответ на выходки хулиганов и невеж — она мой вопрос проигнорировала.

Вообще-то теория происхождения морали из чувства отвращения не нова. Еще в 1980-х годах психолог Пол Розин, изучая пищевые предпочтения людей и животных, предположил, что отвращение к горькой на вкус пище, которое можно наблюдать у новорожденных младенцев, а также у приматов и крыс, в ходе развития человечества эволюционирует сначала в отвращение к экскрементам и другим несъедобным субстанциям, а в дальнейшем переходит в отвращение к нарушению моральных табу, таких как каннибализм и инцест.

Недавно эта связь между физиологическим отвращением и моральными суждениями была продемонстрирована в серии психологических экспериментов. Их участников, как и в экспериментах Хайдта, просили дать моральную оценку различным поступкам, описанным в коротких рассказах. Например, в одном рассказе герой сварил и съел собаку, попавшую под колеса автомобиля, в другом — присвоил себе найденный на улице кошелек, а в третьем — соврал в своем резюме, чтобы получить работу. Различались ситуации, в которых проходили эксперименты. В первом эксперименте половина участников читала рассказы в комнате, где ощутимо воняло из соседнего сортира, а другая половина — в комнате без неприятного запаха. Во втором эксперименте половина участников отвечала на вопросы в грязной комнате, в окружении коробок из-под пиццы, сидя за столом, заляпанном остатками соуса, а вторая половина — в чистой комнате. В третьем эксперименте обстановка была одинаковой, но половину участников попросили перед экспериментом вспомнить эпизод из собственной жизни, когда они испытали сильное физическое отвращение. Во всех трех экспериментах участники, испытавшие отвращение, дали существенно более суровую моральную оценку поступкам, причем независимо от того, вызывал сам поступок физическое отвращение (как в случае с поеданием собаки) или не вызывал (как в случае присвоения кошелька).

Объединившиеся под лозунгом «Раздавите гадину!» рискуют сами оказаться кем-нибудь раздавленными

Сторонники интуитивистской теории морали считают эти эксперименты подтверждением того, что руководствоваться своими чувствами в вопросах морали — правильно. Однако авторы экспериментов вовсе не утверждают, что люди должны руководствоваться своим чувством отвращения, вынося моральные суждения. Они лишь показали, что люди склонны так делать. Да и то лишь в том случае, если не осознают этого. В своем заключительном эксперименте они заставили одну половину испытуемых опустить руку в ведро с вязкой коричневой субстанцией, состоящей из кукурузной муки, зеленых бобов и шоколадного пудинга, а другую половину — в ведро с водой. Как ни странно, в этом случае отвращение не повлияло на моральные суждения. Исследователи объясняют это тем, что манипуляция была слишком очевидной. Участники не просто испытывали отвращение, они его отчетливо осознавали, и поэтому смогли отделить физическое отвращение от морального суждения. Более того, исследователи отмечают, что люди, которые руководствуются своими чувствами, вынося моральные суждения, легко могут совершить ошибку. Такую профессиональную ошибку совершает, например, судья, вынося более суровый приговор подсудимому с физическими уродствами или тому, кто исповедует уголовно ненаказуемые, но не разделяемые судьей взгляды.

Вопрос о статусе непосредственного опыта и его последующих превращений в моральные и политические доктрины — далеко не академический. Это вопрос, который необходимо задать себе, прежде чем вносить поправки в Конституцию или Уголовный кодекс. Потому что общественные институты можно строить либо исходя из четко сформулированных рациональных принципов, либо апеллируя к очевидности непосредственного опыта. А этот опыт неизбежно оказывается у всех разным.

Вот мне, например, нравится малосольная селедка. А мой коллега селедку не выносит. Он с недоумением спрашивает меня за ланчем, стараясь из вежливости стереть с лица гримасу отвращения: «Как ты можешь есть эту гадость?» Примерно с таким же недоумением православные спрашивают, как это я, мордва некрещеная, способна любоваться «Троицей» Рублева или слушать «Всенощную» Рахманинова. И как это я осмеливаюсь доверять свое бренное тело пилотам самолетов и машинистам поездов, а не воле божьей. Дремучие расисты с гримасой физиологического отвращения спрашивают, как это белая женщина может жить с негром, а гомофобы задают подобные вопросы про однополые браки.

Общественная мораль и фиксирующее ее законодательство могут, конечно, строиться на физиологическом отвращении части населения к чему-то уродливому и отталкивающему, например, к гомосексуализму, феминизму, атеизму или либерализму. Но при этом необходимо помнить, что уродливое и отталкивающее — у каждого свое. Объединившиеся под лозунгом «Раздавите гадину!» рискуют сами оказаться кем-нибудь раздавленными.