Михаил Фингеров

Фото: Voller Ernst/Vostock Photo

За последнее время был принят ряд новых законов. Закон о запрете пропаганды гомосексуализма и педофилии, делающий из геев граждан второго сорта, которые не имеют права, например, выражать свои чувства на публике. Закон о митингах, запрещающий гражданам собираться мирно и без оружия там, где они пожелают. Закон об иностранных агентах. Закон о защите детей от негативной информации, позволяющий произвольно закрывать гражданам доступ к информации.

Все эти законы, по моему глубокому убеждению и оценочному мнению (принят ведь еще и закон о рекриминализации клеветы, запрещающий, по моему оценочному мнению, гражданам говорить то, что они думают), неправовые и антиконституционные.

Вся иудео-христианская, а раньше греко-римская цивилизация основана на понимании права как справедливости. Приводить высказывания юристов и философов, подкрепляющие этот тезис, можно бесконечно, но достаточно будет определения права, данного римским юристом Цельсом и ставшего крылатой фразой: ius est ars boni et aequi, то есть «право есть искусство доброго и справедливого».

 

Легко представить себе несправедливый закон. Отсюда неизбежно вытекает нетождественность права и закона, а также понятие неправового закона, выраженное Блаженным Августином в другой известной юридической максиме: lex iniusta non est lex, то есть «несправедливый закон — и не закон вовсе». Неправовой закон относится к закону примерно так же, как ложная лисичка — к настоящей.

Истории известны и отступления от этого принципа справедливости в виде позитивистских теорий права. Закон у позитивистов — это то, что установлено сувереном, то есть лицом (в том числе коллективным, например парламентом), обладающим властью де-факто. Несправедливость закона, его аморальность, неэффективность и прочее не являются основанием для того, чтобы считать его недействительным. В своем крайнем изводе позитивисткие теории права приводят к оправданию любого произвола правителей и начальства. Что из этого получается, описано Гашеком в «Похождениях бравого солдата Швейка».

Впрочем, после того как целая плеяда законопослушных солдат Рейха предстала перед трибуналом в Нюрнберге, теоретикам позитивизма пришлось несколько смягчить свои формулировки. Хорошей иллюстрацией может служить высказывание одного из столпов современного правового позитивизма — Герберта Харта: «Это закон, но закон слишком несправедливый, чтобы его применять или соблюдать». То есть не бывает ложных лисичек, просто некоторые лисички настолько ядовиты, что есть их нельзя.

 

Исполнение или неисполнение неправовых законов — это моральная дилемма. Кажется, ее разрешил еще в середине XIX века американский писатель и общественный деятель Генри Торо, утверждавший, что гражданское неповиновение правительству, совершающему аморальные поступки, есть обязанность гражданина.

И потому, по моему оценочному мнению, бороться за соблюдение законов РФ больше не имеет смысла. Да-да, никаких «соблюдайте ваши законы» и «представьтесь, пожалуйста». Когда Путин еще готов был хотя бы иногда делать вид, что Конституция Российской Федерации — действующий документ, это еще имело смысл. Теперь — не имеет.

Главной чертой Путина 2.0 является полное отсутствие фарисейства. Лучше всего это выражено в популярной картинке, в которой над Кремлем растянуто полотнище с надписью «Да, мы охуели. И что?».

Избавлено от фарисейства не только законотворчество, но и правоприменение. Раньше, когда требовалось представить суду (лже)свидетеля, полагалось делать вид, будто он непосредственно наблюдал события, о которых он собирается поведать. Теперь же Хамовнический районный суд заслушивал свидетеля, который даже не находился в Храме Христа Спасителя во время совершения «преступления». Российская судебная система как бы говорит нам: «Что вы пристаете? Вы что, не видите, что свидетели врут, а эксперты занимаются подтасовкой фактов? Зачем вы нас обо всем этом спрашиваете? Вам что, самим что-то неясно?»

 

Когда законы для государства — это лишь форма закрепления на бумаге собственного произвола, то совершенно очевидно: если оно будет соблюдать свои законы, нам не понравится. А требовать соблюдения таких законов — значит плевать на право и ныне фактически не действующую Конституцию РФ.

Легализм, столь активно проповедуемый властью, приглашающей всех несогласных в свой суд, ведет в никуда. Стыдить работников судебной системы, попирающих саму идею права, — по-прежнему необходимый труд, но этого недостаточно. Отмыть право можно только после смены режима, который не может даже называться государством в полном смысле слова, поскольку начисто отрицает это самое право.

В таких условиях единственным адекватным ответом могут быть кампании гражданского неповиновения — демонстративного неисполнения неправовых законов. И да — это будет осознанная провокация, в которой должны будут участовать массы граждан. Это единственный способ борьбы, не требующий применения насилия.

Существовали и существуют философские и правовые системы, оправдывающие произвол правительства. Именно на них основывались тоталитарные этатистские режимы, которые либеральная общественность привычно, хотя и не всегда точно называет фашизмом. Такие режимы создаются совместными усилиями властей, принимающих неправовые законы, полиции, обеспечивающей принудительное их исполнение, и граждан, соблюдающих такие законы. Так что вопрос о неподчинении требованиям несправедливого закона имеет вполне осязаемые политические последствия.