Светлана Рейтер

Фото: flickr user somiz

— Вы были в пятницу на судебном заседании, где вынесли приговор Максиму Лузянину, первому фигуранту «Болотного дела». Каково ваше мнение о процессе?

— Я бы назвал этот процесс виртуальным. Какие-то вымышленные потерпевшие, вымышленный ущерб, бесконечное перечисление потерянных ОМОНом касок, дубинок и раций. Никто не видел следов ни материального, ни физического ущерба. А те полицейские, которых кто-то видел, говорят, что они, в общем-то, не так уж сильно и страдали и толком не поняли, кто им эти страдания причинил. Меня поразило грандиозное несоответствие требований прокурора, самого наказания всему происходящему. Казалось бы, у нас показательные процессы происходят постоянно. Но когда человеку по вымышленному административному делу дают пятнадцать суток и когда по вымышленному делу человек получает срок в четыре с половиной года — это две разные ситуации. И между ними огромная разница.

— Насколько весь этот процесс, по вашему мнению, может повлиять на оппозицию, находящуюся и так в довольно подкошенном состоянии?

— «Дело 6 мая» опасно тем, что задает противостоянию власти и оппозиции новую планку. Если раньше были мелкие административные аресты, легкий харрасмент, то теперь — «сажалка». Первый человек уже получил срок ни за что. Вот эта фраза Путина, которую все очень любили цитировать: «Вы испортили мне праздник, а я испорчу вам жизнь» — сейчас мы увидели, как она начала реализовываться на практике. Тринадцать человек сидели в изоляторе, и одному из них жизнь уже испортили. Мстительный человек испортил ему жизнь. Мы видим, что эти люди вышли на новый уровень порчи жизни. Пройден период, когда они боялись сажать, потому что не хотели, чтобы все думали про тридцать седьмой год.

— Почему вы сами сегодня пришли на процесс?

— А чем еще мы можем помочь этим людям? Это случайно схваченные люди. За всех за нас — за пятьдесят тысяч человек, бывших на Болотной площади, — в изоляторе сидят двенадцать. Мы не можем штурмовать Следственный комитет, мы можем только продемонстрировать свою солидарность. Иногда это достаточно тяжело — я разговаривал с родственниками Лузянина, с его отцом, женой. Что им скажешь? Ты, конечно, говоришь им дежурные фразы вроде «Держитесь». Но ты понимаешь степень ужаса и отчаяния этих людей, у которых родной человек сидит ни за что.

— Алексей, ходили слухи, что Лузянин — ваш поклонник и даже приезжал вас встречать к спецприемнику. Вам об этом что-то известно?

— Мне об этом говорил журналист Сергей Смирнов, и в каких-то материалах дела Лузянина есть его запись: «Навального в президенты». Неважно, так это или не так — я бы все равно пришел сегодня на суд, учитывая, что этот процесс первый и важный. Но это добавляет личного драматизма: вот человек, он ездил встречать меня к изолятору, когда меня сажали на пятнадцать суток. А я провожаю его на четыре с половиной года. Это показывает связь — казалось бы, где я, а где Лузянин? Мы ни разу в жизни не виделись, а он, оказывается, в декабре был возле ОВД «Марьино». К сожалению, мне не удалось с ним поговорить во время заседания: обычно можно перемолвиться парой слов через клетку, но в этот раз не удалось. Ну, кивнули друг другу, прошептал я пару слов. Не уверен, что он понял меня.

— А какие слова вы ему прошептали, если не секрет?

— Сказал: «Максим, держись», и кивнул. А что еще можно сказать?

— Вы не рассматриваете этот процесс как личную угрозу?

— Нет, но барьер взят. Раньше всех штрафовали, потом стали задерживать по административке, а сейчас сажают по «серьезке». Это не угроза лично мне, но это доказательство того, что они в качестве ответной меры сажают всерьез и надолго. Это касается меня и любого другого человека.

— А вы видели видео, на котором Лузянин валит омоновца? Оно же широко разошлось в интернете.

— Я видел это видео. Если его смотреть, то видно, что Лузянин совершил противоправный поступок, и он в этом поступке признался. Но это не имеет ничего общего с тем обвинением, которое ему было предъявлено, и не имеет ничего общего с тем сроком, который он получил. Он валит омоновца. Господи, омоновцев валят на любом рок-концерте, на каждом спортивном мероприятии! А если вспомнить драку омоновцев и чеченцев перед академией Маймонида, так полицейским приходилось даже в воздух стрелять! Понятно, что Лузянин не делал ничего такого, за что он должен был получить больше пятнадцати суток или полугода условного срока.

— Меня поразило то, что один брошенный непонятно кем коктейль Молотова, пара поваленных биотуалетов и поврежденный асфальт описываются как общий многомиллионный ущерб, нанесенный государству всей группой лиц из восемнадцати человек.

— В глаза бросается то, что и в обвинительном заключении, и в приговоре 80% текста — это описание событий. Вот кто-то бросил бутылку с зажигательной смесью, вот кто-то куда-то прорвался. Все это необходимо, чтобы устроить пресловутую преюдицию. К тому же без описания всего этого нет статьи про массовые беспорядки. Одно дело, когда Лузянин просто схватил омоновца за одежду и повалил его, как они пишут, на землю, а другое — когда он сделал это в процессе массовых беспорядков. Это добавляет сложности составу, и оправдывает процесс. Для Кремля важно доказать, что в тот день не просто с милицией дрались, а что хотели устроить погром, побить милицию.

— Как приговор Лузянину повлияет на судьбу остальных фигурантов?

— Честно говоря, до процесса ходили слухи, что Лузянин кого-то то ли сдал, то ли нет. Он полностью признал именно свою вину, и никаких фамилий в приговоре, кроме его собственной, нет. В этом смысле все нормально. А факт установления массовых беспорядков все равно подлежит доказательству в каждом конкретном случае.

— Но я уверена, что сходные обвинения — с биотуалетами и коктейлем Молотова — будут предъявлены каждому фигуранту, будь то инвалид Михаил Косенко или антифашист Алексей Полихович.

— Я тоже абсолютно в этом уверен. Это выверенная формула, они составили свой пазл с деталями в виде биотуалетов, асфальта, четырех потерянных шлемов и двух раций. И будут теперь это использовать во всех делах. А дальше все будет зависеть от того, есть ли в каждом конкретном случае видеопленка или же ее нет.

 — Может ли большой срок, вынесенный Лузянину, означать следующее: «Если вы признаете свою вину, вам дадут четыре с половиной года. Если не признаете — десять»?

— Это либо признак того, что большие сроки дадут тем, кто не пойдет на сделку со следствием, либо это признак широко распространенной российской и общемировой практики, когда первому сознавшемуся, пошедшему на сотрудничество со следствием, дают сразу много, чтобы все остальные сильно испугались и подумали: «Ну, теперь нам точно восемь лет дадут». Но необходимо помнить, что в отношении Лузянина была наиболее правдоподобная видеозапись каких-то событий, которые можно истолковать не как массовые беспорядки, но как противодействие сотрудникам полиции. В отношении остальных — это же просто смешно! Где Духанина, Косенко и Бахов — и где беспорядки?

— То есть есть риск, что после этого процесса люди будут бояться ходить на митинги?

— Нет, не думаю. Те, кто перестали ходить на митинги, уже на них не придут. Те, кто ходили, будут ходить и дальше. По большому счету это математика: вот пятьдесят тысяч человек, каждого могут схватить. Вероятность, что схватят именно тебя, — одна пятидесятитысячная. Вполне приемлемый риск.

— Кто был виноват в ситуации, сложившейся на митинге на Болотной площади?

— Конечно, полиция. Сегодня звучало: «Полиция расставила все правильно, ОМОН расставили по определенной схеме». Но мы знаем, что эта схема противоречит той схеме, которая до сих пор висит на сайте Петровки, 38, и ее может увидеть каждый. То есть они намеренно создали ситуацию давки, спровоцировали беспорядки. Появившиеся свидетельства того, что следователи из СК были на Болотной площади до беспорядков, говорят о том, что процесс готовили заранее, и это была провокация, которая им хорошо удалась. Возможно, даже лучше, чем они планировали. Вина за произошедшее лежит на московской мэрии, на полиции и на том, кто отдал приказ. А это, несомненно, Путин.

— Омоновцы, у которых я брала интервью, говорили, что схема сайта ГУВД не нарушена.

— Нет, это неправда. Я написал соответствующие заявления на неправомерные действия, еще будучи в спецприемнике после митинга 6 мая. Я приложил к ним схемы с сайта, на которых было нарисовано, что проход широкий, а сквер открыт для людей. В действительности ничего этого не было.

— Все разговоры о том, что причиной давки на митинге послужила ваша сидячая забастовка, вам кажутся неправомерными?

— Это полнейшая ерунда. Эта забастовка — я был одним из ее организаторов — стихийно возникла из-за того, что власти создали давку. Они увидели, что Болотная площадь заполнена народом, а Болотная набережная была искусственно разделена на две части и тоже заполнена народом. За нами — заполненная Якиманка. И мы решили остановиться и подождать, пока они не приведут все в соответствие с той схемой, которая была утверждена. А чтобы люди поняли, что колонны должны встать, мы сели, поскольку коммуникация была затруднена. При этом подходил Лукин, полицейские генералы, все переговоры велись в присутствии журналистов. Нам нужно было, чтобы открыли сквер, мы же не собирались сидеть до смерти Путина. Первоначально никакой сидячей забастовки не планировалось — я помню, Немцов очень возмущался, когда ему пришлось сесть. Он кричал: «Я пожилой человек, я не хочу сидеть на асфальте!» Да, ни для кого не секрет, что на митинге была группа людей, которые призывали стоять и не расходиться, и была даже такая группа в Facebook. Но они не планировали это делать на этом горбатом мостике! То, что тогда случилось, — это абсолютно полицейская провокация.

— Вы будете ходить на остальные процессы?

— По мере возможности. Я не уверен, что смогу проводить, как сегодня, восемь часов в суде, но я буду стараться.

— А что вы будете делать, если вам предъявят обвинение в организации митингов на Болотной площади?

— До сих пор не предъявили, так что вряд ли предъявят. Если предъявят, буду делать то же, что и все остальные, — доказывать свою невиновность.

— И еще один вопрос, который не могу не задать: почему вас не было на «Русском марше»?

— Я много раз говорил, что мое отношение к «Русскому маршу» не изменилось. Я действительно считаю, что, если ты хочешь сделать этот марш лучше, ты должен на него приходить. Это весьма важное политическое событие, которое происходит каждый год. Оно неидеальное, но улучшить его другим образом нельзя. И если бы кто-то в офис не занес вирус и я бы не слег с гриппом, то я бы обязательно пошел на «Русский марш».