— Юлия, как всплыла сейчас эта история с шапками?

— Нам в среду ни с того ни с сего стало известно, что некто Скуденкова написала заявление на Развозжаева с просьбой расследовать подробности ограбления пятнадцатилетней давности.

— И какие там подробности?

— Я думаю, что они тогда с мужем — Наталья Скуденкова и ее муж Вячеслав — задолжали кому-то большую сумму денег. Взять ее было неоткуда, вот они и инсценировали собственное ограбление. А подставили Развозжаева.

— То есть они уже были знакомы с вашим мужем?

— Ну, мой муж занимался сурковыми шапками, у нас в Ангарске все раньше торговали мехом сурка. И Скуденковы занимались шапками. Так что мы были конкурентами: конечно, они знали, кто мы такие. И мы не общались друг с другом. И в той ситуации самое логичное было — подставить именно конкурента: и деньги вернешь, и конкурента уберешь. Завести дело в 97-м году им было довольно просто. Дело в том, что родственник Вячеслава Владимир Скуденков работал тогда в правоохранительных органах. Но они уголовное дело тогда возбудили, а доказать ничего не смогли.

— Не было ни одной улики?

— Ну, они пришли к нам с обыском домой и ничего не нашли. Ни ружья, из которого Развозжаев якобы собирался в кого-то стрелять, ни скотча. Они хотели устроить обыск в гараже — он был завален снегом. Я им тогда сказала: «Хотите — расчищайте!» Но там сугроб был с человеческий рост, так что расчищать они не стали, гараж не проверили. Тогда они изъяли на экспертизу машину, у нас Toyota была, модель уже не помню, которую якобы видела Наталья Скуденкова. Но нет, экспертиза тоже ничего не доказала. Так что дело закрыли тогда же за несостоятельностью.

— А теперь?

— А теперь, например, Скуденкова уверяет, что Развозжаев ее избил. Тогда странно, что она не сняла побои. Справок-то у нее никаких нет.

— Ваша компания и компания Скуденковых были крупными игроками на рынке? Как они назывались?

— Да ну что вы! Это же был 97-й год. Тогда все работали без компаний, так, под честное слово.

— У Леонида есть какой-то шрам от огнестрельного ранения. В него стреляли после всей этой истории?

— Да ему лет 17 было, когда в него стреляли. Он просто сидел в кафе в Ангарске, были бандитские времена, кто-то в кого-то стрелял, Развозжаев неудачно встал и получил пулю.

— Вы же потом перебрались из Ангарска в Москву. Это из-за того уголовного дела?

— Да нет, ну что вы. Мы перебрались в Москву спустя два года после того, как уголовное дело было закрыто.

— А почему заявление писала именно Скуденкова, а не ее муж? Не женское это дело вроде.

— До меня дошли слухи, что они вообще расстались, и у Вячеслава теперь другая семья. А Скуденкова во время всей той истории себя очень агрессивно вела. Она везде лезла, везде орала. Я ее потом, когда мы в Москву перебрались и торговали на Черкизовском рынке, видела там. Она ходила, смотрела шапки, высматривала все чего-то, интересовалась. И сейчас она написала в Следственный комитет, что увидела Развозжаева по телевизору, сейчас же про него все говорят. Вспомнила ту старую историю, по которой никто не был наказан, и решила помочь, читай — наговорить. Адвокаты пока с ней не связывались, но я думаю, она написала это заявление из личной неприязни.

 

«Когда его пытали психологически, и он дал свои показания, ему сказали: "Будешь вести себя плохо — будет тебе привет от Иваныча". И сейчас, когда он отказался от этих признаний, он получил вот эту открытку. Это прямая угроза»

 

— То есть вы считаете, что Следственный комитет тут ни при чем?

— Может быть, это и Следственный комитет. У них нет зацепок никаких по основному делу «Анатомии протеста», но им же надо что-то делать, вот они и решили на уголовщину полезть.

— А вот тогда, 15 лет назад, когда завели дело, вы из-за чего больше всего переживали? И как это соотносится с вашими переживаниями теперь?

— Тогда я сильно переживала, потому что нашему ребенку был всего год. Я боялась, что из Развозжаева пытками будут выбивать какие-то показания, тогда ведь это было в порядке вещей. А сейчас я переживаю из-за всех этих угроз, из-за того, что следователь обещал: уедешь в Иркутск — живым оттуда не вернешься. Развозжаеву еще во вторник пришла в СИЗО открытка, в которой было написано: «Леонид, знай, где бы ты ни был, друзья помнят о тебе. Привет от Иваныча». Когда его пытали психологически, и он дал свои показания, ему сказали: «Будешь вести себя плохо — будет тебе привет от Иваныча». И сейчас, когда он отказался от этих признаний, он получил вот эту открытку. Это прямая угроза. А кто послал конкретно, я не знаю: спецслужбы какие-то. Так что я заявляю здесь и сейчас: если с моим мужем что-нибудь случится, то винить в этом стоит воров в законе и Следственный комитет, который не отреагировал должным образом на поступившие угрозы.

— Юлия, простите, есть еще один вопрос: он не совсем этичный, но я не могу его не задать. Мой источник, близкий к следствию, сказал, что вам показывали некоторую компрометирующую Леонида пленку…

— Да ее всем показывали, вон по НТВ в прайм-тайм крутили.

— Я говорю не об «Анатомии протеста», а о пленке, на которой Леонид в компании некой девушки совершает действия, которые могли бы скомпрометировать его личную жизнь… Простите, что я спрашиваю, мои источник говорит, что эту пленку собирались использовать для давления на вас лично, для того, чтобы вас рассорить с мужем…

— Ах вот вы о чем. Ну, была какая-то пленка. Ну и что? Мы с мужем уже столько лет вместе, столько всего пережили. Никакая проститутка не способна это все разрушить. Они там что, следователи, думали, что после этой пленки я откажусь от адвокатов и подам на развод? Да эта пленка вообще не имеет никакого отношения к делу. Массовые беспорядки — это массовые беспорядки. А личная жизнь — это личная жизнь.

— Я спросила вас о пленке еще и потому, что она, как мне грозились, может быть опубликована в ближайшие дни.

— Мне бы не хотелось, чтобы мои сыновья ее увидели.

— Понимаю. А кто вам ее вообще показал?

— Lifenews.

— Ого! Похоже, им следствие или ФСБ все напрямую сливают.

— Да. И я не исключаю, что через журналистов на меня пытались оказывать давление. Но ничего не выйдет. Мне пока не звонили ни с какими вызовами на допросы и угрозами. Но я ко всему морально готова.