«Брестская крепость»

Образец высокобюджетной некрофилии

Имена:  Александр Котт

«Брестская крепость» Александра Котта — пока что лучшее из того, что было снято в России в жанре высокобюджетной некрофилии ^*. Атавистический совместный проект союзного государства России и Белоруссии, этот фильм был запущен в 2007 году; позапрошлым летом сообщалось, что он не укладывается в девятимиллионный бюджет; премьера состоялась на Московском фестивале, и наконец в начале ноября, получив поддержку Фонда кино, он выходит в прокат на скромных четырехстах копиях (у «Края» их было почти в два раза больше).

Действие фильма начинается 21 июня 1941 года — обитатели Брестской крепости живут своими обычными субботними делами: офицеры танцуют, фотографируются с семьей, покупают пиво, собираются в кино. Добродушный энкавэдэшник Вайнштейн ласково журит паникера, принимающего всерьез тревожные свидетельства польских перебежчиков. Командированный комиссар не может уехать из Бреста, поскольку билетов нет и начальнику станции запретили трогать бронь. Во второй части фильма почти все эти люди погибнут. Повествование ведется от лица воспитанника Акимова, мальчика-трубача, который сохранит для потомков имена героев и знамя гарнизона (и много лет спустя приведет внука-суворовца к памятнику в Бресте).

Со времен «Великой иллюзии» Жана Ренуара (и до «Бесславных ублюдков» Тарантино) главное назначение военного кинематографа — быть кинематографом антивоенным, но именно этого гуманистического посыла, кажется, совершенно лишены наши «патриотические блокбастеры». Не покидает ощущение, что авторы «Брестской крепости» как-то даже благодарны Великой Отечественной за то, что она была такой мучительной и кровопролитной, иначе откуда бы взялись бюджет и масштаб? Поэтому, наскоро представив своих абсолютно безупречных героев, режиссер переходит к их вдохновенному уничтожению.

Александр Котт очевидно упивается материалом. Нагромождает окровавленные тела. Выстраивает кадры (в сцене первого налета немецкой авиации экран вмещает бегущую по мосткам девочку, падающего в реку мальчика и водяной столб от взорвавшейся в воде бомбы). Работает с советским милитаристским контекстом (то архетипический пограничник с собакой мелькнет, то цитата из военной хроники, то журавль пролетит в небе перед расстрелом комиссара). Не обошлось и без милых бестактностей, в очередной раз подтверждающих, что трагедию, которая случилась семьдесят лет назад, трудно считать своей: открывающий титр «Брестская крепость» нацарапан на стене, как будто умирающие солдаты решили напоследок проанонсировать выход совместного продукта «Беларусьфильма» и ЦПШ.

Читать текст полностью

©  Централ Партнершип

Кадр из фильма «Брестская крепость»

Фильм выглядит как набор эпизодов, в каждом из которых режиссер решал собственные формальные задачи (в принципе, в этом нет ничего плохого и ничего нового: «Спасти рядового Райана» было во многом переосмыслением жанра с учетом новых технологических возможностей; военные эпизоды «Искупления» Джо Райта запомнились четырехминутным лихорадочным блужданием героя по пляжу в Дюнкерке). Вот это стало можно: выкладывать тела штабелями, отрывать в кадре головы и руки, поднимать столбы окровавленной пыли.

Нельзя, очевидно, другого: никаких содержательных дополнений к усвоенной еще в советские годы информации, ни малейшей попытки объяснить (или хотя бы намекнуть), почему, собственно, эти люди оказались в глубоком немецком тылу уже в первые — даже не дни — часы войны. Но содержание, кажется, меньше всего интересует создателей: нет его — и не надо. Тащите взрывпакет.

©  Централ Партнершип

Кадр из фильма «Брестская крепость»

Интересно было бы узнать, как именно Фонд кино будет подсчитывать идеологическую прибыль от инвестиций в «патриотические блокбастеры», если на секунду представить, что за этим стоит хоть какая-то идеология, а не ее приблизительная имитация. Единственный урок, который может вынести из «Брестской крепости» потенциальная аудитория: в случае чего, государство бросит вас в тяжелую минуту без объяснения причин, через двадцать лет наградит чем-нибудь посмертно, а еще через семьдесят выделит средства на то, чтобы про вас сняли некий фильм, который все равно никто не захочет смотреть (поразительный разговор со знакомой: «А, “Брестская крепость”? У меня муж на ней работал. Я даже думаю, может, посмотреть?» — это кино неинтересно даже собственным создателям).

©  Централ Партнершип

Кадр из фильма «Брестская крепость»

Картины, подобные «Брестской крепости», не вызывают ничего, кроме острой жалости к тем, кто в этой стране решился сделать кинематограф своей профессией. В сложившейся ситуации даже неплохой российский актер может рассчитывать на пару любопытных работ, которые люди увидят и запомнят — в дальнейшем он будет мобилизован, одет в {-tsr-}гимнастерку и отправлен пожизненно танцевать вальс «На сопках Маньчжурии». Сценарист, преодолевая зевоту, вынужден искать вдохновения в военных статьях в «Википедии». Режиссер обречен на бесконечные упражнения со взрывпакетами.

Чтобы быть художником в новом русском кино, надо работать пиротехником.


_________________________________
^* Термин «некрофилия» впервые был использован кинокритиком Михаилом Трофименковым в рецензии на фильм Никиты Михалкова «Утомленные солнцем — 2: Предстояние». Позднее в интервью OPENSPACE.RU украинский режиссер Мирослав Слабошпицкий обозначил этим термином все российские псевдоисторические блокбастеры, снятые в соответствии с концепцией господдержки патриотического кинематографа.