назад

Ксения Леонова

Юрий Аймалетдинов — помощник Константина Лебедева.

— Юрий, про вас ходят всевозможные слухи: что вы дали показания против Удальцова, Лебедева и Развозжаева, что вы пытались сбежать в Киев, что вас скрывает следствие на конспиративной квартире. Что у вас происходит?

— Могу рассказать такой анекдот, очень хорошо передающий все, что произошло. Сидит старый белорус на лавочке напротив сарая. Летит кукурузник. Вдруг у кукурузника отказывают двигатели, и он начинает падать. Падает, падает и врезается в этот сарай. Белорус все это видит, качает головой и говорит: «Н-да. Какая страна, такой и теракт».

— При чем тут кукурузник? Давайте конкретно. Когда вы узнали о возбуждении уголовного дела?

— О возбуждении уголовного дела я узнал рано утром, когда ко мне пришли с обыском (17 октября — Openspace). Пришли опер в гражданском, сотрудник полиции и товарищ в маске, он зачем-то таран припер — такую штуковину в брезентовом чехле. Видимо, они думали, что я буду держать круговую оборону и отстреливаться до последнего патрона. И еще понятых привели.

— А вы один живете?

— Нет, с престарелым отцом, который сейчас находится в больнице. Хорошо, что дверь открыл я, а не он.

— Что забрали?

— Конфисковали нетбук, записную книжку и несколько дурацких дисков. Не помню, что на них. А вот без нетбука тяжело. Я все эти две недели без интернета живу, вылезаю иногда в сеть из интернет-кафе. Они и меня с собой забрали в Следственный комитет. Стали меня там допрашивать. Взяли подписку.

— А вашего адвоката, Виолетту Волкову, вы звали?

— Я не успел. Честно говоря, поехал наспех. Виолетта — это такой публичный человек. Я с не очень большой симпатией отношусь к такому поведению, излишне публичному. Когда ты звонишь адвокату, а он тебе говорит: «Извините, я дома», «Извините, я занята», «Извините, я на следствии» или «Я смогу выехать только через два часа», — это не адвокат. Так что показания я давал один. И после этого меня оставили в покое. Как будто я не существую.

— А в Минск вы когда ездили?

— Вообще-то в Минск я езжу регулярно. У меня там есть знакомые врачи. Вот сейчас думаю поехать подлечить зубы. У знакомого стоматолога можно световую пломбу сделать за 100 тысяч местных денег. То есть где-то за 400 рублей. Имеет смысл, я думаю, дружить с белорусскими врачами.

— Пломбы — это прекрасно. И все же, у вас были совместные поездки в Минск с Удальцовым?

— Очень может быть, что и были.

— На записи в «Анатомии протеста-2» вы же тоже есть.

— Лично я? А где? Что же я там делаю?

— Вы там сидите.

— А это точно я? Это результат гематологических экспертиз? Есть протокол этой экспертизы?

— Ну, вам-то как кажется: это вы или не вы?

— Я не уверен в этом.

— Хороший ответ.

— Я очень не уверен в том, что это я.

— А Удальцов там похож на себя?

— Ну, наверное, похож. Похож на себя. Но из того, что он похож, еще ничего не следует. Потом вы помните этот сомнительный момент с озвучкой, когда два одинаковых момента проходят с разным звуком. Что это такое?

— Помню. Так встреча с Гиви Таргамадзе была или нет?

— Не могу вам ничего об этом сказать. Я знаю, что есть такой грузинский политик, но, встречались они с Удальцовым или нет, я сказать не могу.

— А вы знакомы с Таргамадзе?

— Лично нет. Где Таргамадзе, а где я? Я не думаю, что у него хватает времени на знакомство с такими людьми, как я.

— Хорошо. А по телефону вы с Таргамадзе разговаривали?

— Очень интересно. Как я мог разговаривать по телефону с незнакомым человеком? Дурацкий вопрос.

— Не разговаривали?

— Да нет. А что?

— Просто спрашиваю.

— Не, ну, как… Есть председатель парламентского комитета. Есть я, человек, в общем, на побегушках. Извините меня, но какие могут быть дела у председателя комитета с человеком на побегушках? Не знаю, что вам по этому поводу сказать (делает движение, чтобы встать).

— Да ладно, ну, что вы... Не уходите. У меня нет записи ваших телефонных разговоров с Таргамадзе. Я просто вас провоцирую.

— Меня, честно говоря, не очень интересуют встречи Сережи с кем бы то ни было. Но смотаться на халяву в Минск была прекрасная идея. Просто я оказался завязан в такой истории.

— А кто оплачивал поездку?

— Ну, что вы так сразу? Прямо как правоохранительные органы! (смеется) Ну, кто? Ну, конечно, Костя. Почему я должен отказывать себе в удовольствии на халяву смотаться в любимый город? Не вижу здесь никакой проблемы. Вот представьте себе: если я вас или вы меня пригласите куда-нибудь, почему бы и не съездить?

— У меня на этот счет жесткие журналистские правила. Я всегда спрашиваю, зачем меня зовут в пресс-тур и не будут ли заставлять потом писать заметки.

(Пожимает плечами) Ну, съездить — ничего такого.

— На самолете или на поезде?

— Я уже не помню. Могли и на поезде, скорее всего.

— А это было когда?

— Ранним летом. Может быть, в июне.

— Кто еще был в той поездке?

— Леня с Костей были. Сам Сережа. Но чем они там собирались заниматься, меня мало интересовало.

— То есть вам Костя не объяснял?

— Да я его давно знаю, так что не просил ничего объяснять. Кто же знал, что из всего этого устроят спектакль.

— А часто вы с ним так мотались, не спрашивая?

— Ну, вот мы, например, с ним ездили в какую-то туристическую поездку в Севастополь. Там был лагерь каких-то левых активистов. Мы до него не дошли, по счастью. Меня не интересовали левые активисты. Мне было круче расположиться подальше и попить инкерманского вина.

— Это когда было?

— В августе 2011 года. Вы еще спросите: «А вы ехали на поезде?» (смеется).

— Не спрашиваю. А еще я у ваших друзей в Facebook видела, что вы в августе этого года — то есть после предполагаемой встречи с Таргамадзе — ездили в Грузию. Эту поездку тоже Костя оплачивал?

— А как иначе? Конечно. Шикарная была поездка. Климат там восхитительный. Отличные серные бани. Что, вы ждете каких-то кровавых подробностей?

— Ну, да.

— Не, кровавых подробностей не дождетесь.

— Хорошо. Давайте тогда вернемся в Минск. Сколько дней вы там провели?

— День или два. И мы не все время ходили вместе. Мне есть, чем заняться. Если бы вы были мужчиной, мог бы оставить вам хороший номер телефона и посоветовать хороший местный сайт. Единственная проблема: они работают только днем. А на ночь выезжают только с хорошо знакомыми людьми. Плюс у меня и без этого хватает занятий.

— После таких заявлений хоть в феминистки подавайся.

— Вы тоже поймите: есть подписка, так что либо вам угодить, либо сесть по 310-й.

— Мой источник, близкий к следствию, говорит, что чуть ли не вы организовывали эту встречу и поставили ту камеру.

— Я? Очень интересно. Как я мог технически это сделать? Как я мог знать заранее место, если я… Скажу вот в такой формулировке. Кто-то, будем считать, что я не о себе сейчас говорю, оказывает услуги какому-то человеку. Этот человек сам едва ли знает, где встреча будет проходить. А вот его помощник этого точно не знает заранее. Нет, это перебор. Здесь глупости, просто глупости.

— А кто тогда мог поставить эту видеокамеру?

— Ну, если учесть, те фамилии, которые там звучали... Давайте вспомним, чем Таргамадзе занимался в 2006 году. Он имел непосредственное отношение ко всем этим посиделкам в палатках в Белоруссии, когда там проходили старые выборы Лукашенко. У Комитета госбезопасности могли остаться обиды на Таргамадзе. Думаю, эту камеру могли установить белорусские спецслужбы или кто-то очень добрый и веселый из команды самого Таргамадзе. Почему бы и нет?

— А почему эту встречу надо было организовывать в Минске, а не в Киеве, например?

— При пересечении госграницы с Белоруссией не нужны документы, в отличие от Украины. И я слышал, — подчеркиваю, слышал — что некоторые грузины, которые истосковались по поездкам в Россию, летали в Минск из Грузии, а потом покупали на чужие фамилии билеты и ездили в Россию. Это проще, чем визу получать.

— Почему на пленке были все, но троим предъявлено обвинение, а вам нет?

— Не знаю. Я сам задаюсь этим вопросом. Возможно, пытаются внести какой-то дополнительный раскол в наши ряды. Может быть, следствие еще выйдет на меня с какими-то вопросами. Пока, по крайней мере, никаких договоренностей нет, никаких предложений о сделках. Пока обо мне как будто забыли.

— Вы собираетесь дать показания, что вы там были, у Таргамадзе?

— Не собираюсь.

— И я уточню еще раз. Просто сейчас ваши показания изъяты из уголовного дела, а такое обычно бывает, если человек идет на сделку со следствием. Есть ли вероятность, что вам придется менять показания, которые вы уже дали?

— Ты еще лампочкой в глаза посвети. Если даже следствие попытается на меня надавить, оговаривать своих товарищей я не планирую. Тем более, сдавать Костю в моем случае просто бессмысленно. Это мой приятель, это мой друг.

— Ну, у вас же есть старик отец, вам надо о нем заботиться.

— И что? Их арестовали до того, как я технически мог бы их сдать. На меня можно оказывать любое давление. Тонны. Самосвалом давить. Дальше что? Где материальные доказательства того, что произошло? Пленка — это не доказательство.

— А мне говорили, что 19 октября, когда Леонида увозили из Киева, вы там были с ним вместе.

— Это глупости. Я был в Москве все это время. Тут звучали разные предложения поехать отдохнуть. Но у меня есть квартира в Москве. Я не готов ее терять, уезжая отсюда.

— А Леонид зачем уехал?

— Ну, не знаю. Может быть, ему так важен образ героя. Плюс, я так понимаю, что у него юридически все оформлено на жену. А претензии только к нему. Так что от его отъезда семья не так сильно бы пострадала.

— Вы думаете, Леонида пытали?

— Смотря что понимать под словом пытки. Мы же не в Уганде. У нас не племенные войны ведутся. Не думаю, что его действительно пытали. Думаю, что на него оказывали психологическое давление.

— А вы испуганы сейчас? Боитесь?

— А чего мне бояться? Что сделают? Застрелят в лесу? Если из свидетеля я стану подозреваемым и сяду в СИЗО, то хотя бы смогу там питаться на халяву.

— Юра, я могу угостить вас еще чашкой кофе?

— Давай. Нет ничего слаще халявы.

— А как ты попал во всю эту тусовку?

— Я ушел из медучилища и работал грузчиком. У моей девушки была знакомая, которая работала проституткой. И у нее был клиент, который имел отношение к организации «Идущие вместе». Это было году в 2001-м. И проститутка говорила, что там какие-то бесплатные майки, отдых, поездки, кино-домино. Так что я решил посмотреть, что там происходит. Вот в «Идущих вместе» и познакомился с Костей. Он тогда был сотрудником пресс-службы. А потом в 2005 году появились «Наши». «Идущих» разогнали, Костя ушел в свободное плавание. Вот и доплавался.

— И чем он занимался?

— Он либеральничал, ездил в Хохляндию, заводил себе там дружков. Он был на Майдане, тогда все там были. Но чем конкретно Костя зарабатывал, я не знаю. Он тогда мне еще не оплачивал ничего. А первая оплаченная поездка была в 2008 году во Львов. Там были оппозиционеры из Белоруссии, с Украины и из России. Какая-то ерундовина, организованная «Опорой», я уже не помню что. Я никогда всерьез ко всему этому не относился. Потому что те механизмы, которые работают в маленьких государствах, у нас не работают. Мы слишком большие.

— Это были тренинги для оппозиции?

— Без всякой госдеповской фигни. Просто ребятам надо было чем-то заниматься после того, как Ющ пришел к власти, чтобы форму не терять. Но это чепуха. Понятно, что есть геополитическая конкуренция. Но не думаю, что из этого могли вырасти серьезные последствия.

— То, что ты рассказываешь, звучит так, что я сама сейчас поверю в госдеповские печеньки.

— Слушай, такие тренинги проводятся постоянно — избиратели, наблюдатели. Не стоит придавать этому такое уж большое значение. Есть даже такой термин «колошный туризм». Может, слышала? Это когда ребята записываются в организацию просто для того, чтобы потусить. Помню, одна белорусская оппозиционерка решила как-то искупаться в Турции. Поехала на тренинг. А им с утра до ночи все дни морочили голову. Так что искупаться она так и не успела. Не знаю, почему наше государство пытается сделать из этой мухи такого слона.

— А кто организовывает такие тренинги?

— Всякие общественные организации. А вот откуда у них деньги — это вопрос к их главбухам.

— А как у вас и у Кости так резко поменялись политические взгляды?

— Да просто Костя, когда «Идущих» разогнали, стал искать новые источники заработка. И вот пришел к тем, кто был ему идеологически близок. А я — за ним.

— А ты когда стал на этом зарабатывать?

— Ну, где-то с 2009 года. Я ему всячески помогал. И по хозяйству, и по основной работе. Он мне за все это платил. Вот Олег Козловский организовывал какой-то тренинг, я ему помогал — чай поставить, что-то такое. Какие-то баннеры, журналы, газеты, листовки куда-то возил. В какой-то момент что-то писал на Kasparov.ru.

— Как ты думаешь, откуда у Кости были деньги, ведь со своим рекламным бизнесом он давно завязал?

— Я не считаю чужие деньги. Считаю свои.

— А сколько ты на всем этом зарабатывал, какой у тебя был доход?

— Ты меня до цугундера доведешь. Меня мало того, что посадят, меня еще и в налоговую приведут! Я человек скромный, я фотосинтезом питаюсь (смеется).

— Вот если тебе завтра позвонят — а ты же теперь без работы сидишь, — позвонят и предложат поучаствовать в движении «Наши» за деньги. Ты согласишься?

— Хвалить советскую власть? Не знаю. Ты такие вопросы задаешь…

— А расскажи про 6 мая. Почему организаторы тогда сели на асфальт?

— Все это смутно напоминает театральную постановку со стороны властей. Я допускаю, что ребята решили тогда сесть, потому что хотели создать красивую картинку для СМИ, — вот, мол, кровавый режим зажимает. Возможно, они даже заранее договорились сесть. Но в нужный момент подтянулись провокаторы, которые эту картинку подвели под уголовное дело. И это люди как раз из неформальных госструктур. Яшин, Навальный и Удальцов едва ли специально стали бы подводить себя под статью.

—Чего ты сейчас больше всего хочешь?

— Я бы очень хотел с Костей поговорить. О многом. В том числе о случившемся.

— Морду набить?

— Отругать его. Не пойму, как я в такое ебанатство вляпался. 

 

Материалы по теме

«Сейчас в Сирии коррупция — это меньшее зло»

Русские жены сирийцев – о том, как им сейчас живется.

«Это такой маленький сюжет — борьба за свободу»

Что думают недавние ученики Ильи Колмановского о своем учителе, своем директоре и своей школе.

В поисках утраченного смысла

Самые выдающиеся ляпы Медведева в интервью CNN.

Французские советы российскому кино

Вице-президент «Юнифранс» Жоэль Шапрон рассказал о том, как государство должно поддерживать национальный кинематограф, а как не должно.

«Жаль, что Долматов этого не знал»

Корреспондент Openspace пообщался с человеком, который долго пытался получить статус беженца в Голландии.

«Странно, что это случилось со мной трезвым»

Валерий Мальков, пробежавший 7 км по ночной тайге за поездом, из которого выпал, поделился впечатлениями с Openspace.

Дом имени кого надо

Как глава одного домкома использовал имя Путина в мирных целях.

«У нас намного больше симпатий к Сталину, чем в России»

Почему грузины начали восстанавливать памятники вождю народов.

Мария Гайдар: ревности к Собчак я не испытываю

Мария Гайдар, дочь Егора Гайдара — автора российских рыночных реформ, уехавшая год назад в США и не так давно вернувшаяся на родину, рассказала Openspace, собирается ли она снова висеть под мостом.

Алексей Навальный: это полнейшая фигня

Следственный комитет сообщил о новом уголовном деле против «братьев Навальных». Алексей Навальный заявил корреспонденту Openspace Олегу Кашину, что глава СК получил отмашку от Путина.

«Русское общество одержимо законами»

«Три молодые женщины могут получить по семь лет русской тюрьмы за сатирический перформанс в московском храме. Но кого судят на самом деле: трех молодых художников или общество, в котором они живут?»

назад