Светлана Рейтер

Первое, что приходит в голову, когда на Lifenews появляется подобная запись: это часть какой-то большой игры. Кому-то было очень нужно, чтобы Развозжаев был показан и чтобы он сказал такие слова. Фронтальная съемка, единственный корреспондент, которого никто не отгоняет от арестованного, — так и представляется, что камеру держит в руках как минимум майор ФСБ. Однако нет, у этой съемки есть конкретный автор — корреспондент Lifenews Дарья Самотуга. Мне удалось ее найти и уговорить рассказать, как все было.

 

— Ты давно работаешь корреспондентом?

— Второй год. Я до этого работала в программе «ЧП», но мне надоело заниматься криминалом.

— Что входит в твои обязанности?

— Съемка, тексты, озвучка. Темы я ищу редко, этим занимаются продюсеры. А мы — телевизионные корреспонденты.

— Насколько мне известно, ты занимаешься делом Леонида Развозжаева, да?

— Это случайно получилось. Неделю назад, в прошлое воскресенье, у меня была рабочая смена. В начале седьмого, вечером, мне позвонил продюсер и отправил на съемку в Басманный суд.

— А откуда это стало известно продюсеру? По воскресеньям же суды закрыты.

— Ну, мы знаем, что всех оппозиционеров закрывают в Басманном суде, и нам с оператором продюсер сказал: «Езжайте, сегодня будут слушать Развозжаева».

— У вашего издания разветвленная агентурная сеть. У вас в Басманном суде есть агент?

— Агента — нет, но наши продюсеры постоянно общаются с пресс-секретарями судов. Прошла информация, что Развозжаев в Москве, что он задержан и что ему будут избирать меру пресечения. Мы взяли в редакции аккредитацию, приехали в суд. Он, естественно, был закрыт, и мы долго стучались, чтобы нам открыл охранник.

— И все-таки кто вам предоставил информацию об аресте?

— Скорее всего, агент не из суда.

— У вас есть агенты в полиции или в СК?

— Должны быть. Они как таковые есть у продюсерского состава, и я никогда не интересовалась, кто поставляет информацию. В общем, мы приехали, отдали аккредитацию охраннику. Я спрашиваю: «Развозжаева здесь судить будут?». Он сказал: «Нет у меня такой информации», затем забрал наши бумаги и пошел к дежурному судье. Через полчаса нас с оператором пустили в здание. Дело слушала такая беленькая, в очечках, судья (Ольга Солопова. — С.Р.). До этого я видела, как к суду привезли Леонида Развозжаева: он шел в сопровождении двоих конвоиров, а следом к зданию подъехали две машины с оперативниками и следователями. Их в зале не было, они остались снаружи, а в зал пустили только гособвинителя Габдулина — светленького, высокого, в очках. Лет ему, я думаю, под тридцать. Очень серьезный, с невозмутимым выражением лица. Милиции не было, зато в коридоре суда стояли два омоновца — на случай, если приедет народ с митинга на Трубной площади. Я их спрашивала, будут ли сегодня судить Развозжаева, а они постоянно шутили на отвлеченные темы — типа, в зале судят другого человека, никто не знает, кто такой Развозжаев, и тому подобное. Они еще постоянно смотрели твиттер, чтобы понимать, кто из оппозиции где находится, — ждали, что кто-то может прийти на суд, поддержать коллегу. Но никто так и не приехал. Развозжаева начали судить в 19.00. Я думала, что суд будет идти в открытом режиме, но дверь закрыли и никого не пустили. Мне разрешили зайти только на оглашение решения.

— И что ты увидела, когда зашла в зал?

— Развозжаев стоял в клетке, очень спокойный. Я до этого его видела на судах по Удальцову, он приходил с планшетиком и в социальные сети все время что-то писал. Мне кажется, в тот день он был обычным: стоял, глазки опустил. Чисто одетый. Я не знаю, как он обычно одевается, но на нем был среднестатистический наряд. Следов пыток ни на лице, нигде. Он стоя выслушал протокол, где была указана дата задержания — 21 октября. Обвинение по 212 ст., ч.1. через 30-ю, уголовное дело возбудили 16 октября. Следователь ходатайствовал о его аресте на том основании, что Развозжаев скрылся с места преступления и «не все его соучастники пойманы».

— В зале была пресса?

— Кроме меня — никого. Сразу после того, как судья огласила решение, она добавила: «Суд закрывается. Пресса, покиньте зал». Я пошла к выходу, и тут Развозжаев неожиданно сказал: «Меня пытали двое суток. Меня хотели убить». Я была в метре от него.

— Он на камеру это сказал?

— Он сказал это дважды. В первый раз — в зале суда, глядя мне в глаза. Во второй раз на улице, моему оператору. У меня по поводу этой фразы свои соображения: я считаю, что если бы его действительно пытали, то ему не разрешили бы об этом сказать. Мне кажется, что когда человека пытают, то на него оказывают такое сильное психологическое давление, что он сам в зале суда не рискнет об этом сказать. А тут его никто не останавливал, все только улыбнулись. Типа, пытали и пытали, ну и ладно. То же самое было на выходе из здания: мы с оператором стояли прямо напротив выхода из суда, за решеткой. Он знал, что если пресса была в зале, то она будет ждать его и на улице. Прошел пару шагов и крикнул: «Скажите, что меня пытали!». И тогда я спросила: «Сколько дней?». Он опять повторил, что пытали два дня, выкрали с Украины. Я приехала в редакцию, написала заметку, мы вставили видео, и утром это видео разлетелось по сети. Кто-то взял нашу съемку, замазал наш логотип и распространил повсюду. На следующий день Маркин заявил, что Развозжаева никто не похищал, а он сам пришел в СК и написал явку с повинной. После того как мы выложили наше видео на сайт, меня стали ругать во всех социальных сетях за то, что я задала Развозжаеву вопрос о количестве дней. Вроде как журналист не имеет права об этом спрашивать, это жестоко, и чуть ли не Маркин меня об этом попросил. А в понедельник стало известно, что Развозжаева отвезли в СИЗО в «Лефортово».  

— И что ты делала дальше?

— Я позвонила его жене Юлии и во вторник поехала с ней встречаться. Она в СИЗО передачку отдавала, знала, что я из Lifenews, но поблагодарила за то, что мы сделали тот сюжет из суда. Юлия еще спросила, нет ли у ее мужа следов побоев на лице, и я сказала — нет, не видно. Она верит в то, что его пытали, поскольку у него был «дрожащий голос». Но я не живу с Развозжаевым и не знаю, как он говорит в нормальном состоянии. На тот момент Юлия жаловалась, что к мужу не пускают адвокатов, и добавила, что ему «нельзя долго сидеть в СИЗО, у него проблемы со здоровьем».

— Какие?

— Проблемы с сердцем, и еще он в молодости пулю получил. Она застряла между позвонками, и ее нельзя вытаскивать, дабы не травмировать спину. Я, естественно, спрашивала у нее про Украину, но она ничего не знает.

— А ты пыталась найти свидетелей его похищения?

— Их пытаются найти наши люди, которые на Украине работают, но пока — никак. Один из адвокатов Развозжаева, Руслан Чанидзе, показал нам копию анкеты, которую Леонид заполнил в ХИАС 19-го числа. Я одного не могу понять: если его похитили в тот же день, во время обеда, то как вечером того же дня у него на страничке во «Вконтакте» появилась запись?! В этом деле много темных пятен.

— А как ты относишься к оппозиции?

— Если я скажу, что она меня не устраивает, меня обвинят в том, что мы — проправительственная пресса. А я лично считаю, что единственный адекватный лидер российской оппозиции — Сергей Удальцов. У него есть хоть какое-то собственное мнение. Мне кажется, что оппозиция, если она настоящая, должна представить альтернативную форму управления страной. А у наших нет ничего, кроме фразы «"Единая Россия" — партия жуликов и воров». Удальцов — отличный оратор, у него хорошо поставленная речь, он никогда не отказывается от общения с прессой, он никогда не ведется ни на какие провокации. Талдычит свое — спокойно, и размеренно.

— А в Lifenews как к оппозиции относятся?

— Не очень хорошо. Но я бы не сказала, что мы ее давим: просто мы ее не защищаем. Нас обвиняют в том, что мы — правительственное СМИ, «рупор МВД». Просто мы не поддерживаем оппозицию, такая политика издания. А все считают, что мы начали давить оппозицию после того, как выложили на сайт телефонные переговоры Немцова. Но он же сам говорил про своих коллег нелицеприятные вещи, при чем тут мы?! Мы просто разговоры выложили.

— Зачем?

— Сенсацию сделать.

— Но вы никогда не делаете сенсаций на членах партии «Единая Россия». А тот же Сидякин (Александр. — Openspace), я уверена, массу поводов для этого дает.

— Возможно. Но у нас теми, кто выше, принята другая позиция.

— Ты Арама Ашотовича (Габрелянова, главного редактора Lifenews. — Openspace) имеешь в виду?

— Ну да.

— А как вы получаете информацию об оппозиционерах? Ту же прослушку Немцова, например.

— Это не мы получаем. Это, видимо, шеф получил.

— Ну а то, что к вашему СМИ плохо относятся, тебя как-то задевает?

— А мне на это плевать. И вообще, мало кто к кому хорошо относится. Например, все любят «Эхо Москвы». А кто им зарплату платит? «Газпром». А он чей? Правительственный. Получается, что они оппозиция, но живут на деньги правительства, а мы — кругом плохие.

— А кто вам платит зарплату?

— Арам Ашотович.

— А кто платит ему?

— Без понятия, честно.

— А у тебя у самой нет внутреннего противоречия от того, что вы мочите оппозицию и не трогаете «Единую Россию»?

— Наверное, я научилась на это не обращать внимания. Тебя нанимает работодатель, ты на него работаешь, и со временем учишься закрывать глаза на какие-то минусы.

— А ты сама видела «Анатомию протеста-2»?

— Мы пробовали выяснить, откуда взялась эта пленка. Наши ребята из редакции ездили в Минск, провели там больше недели, но вообще никого не нашли — ни той гостиницы, в которой проходила встреча, ничего. Они бегали по всем отелям, по всем номерам, и — пустота, тишина, и никаких следов. Никто не знает, откуда взялась эта съемка. Никто не знает, что на самом деле произошло с Развозжаевым.

Я не верю в то, что его несколько суток пытали. По крайней мере, он не производил впечатления человека, который три дня просидел в подвале. Потом, одни говорят, что его похитили 18-го. Другие — что 19-го. Днем он подает документы в ХИАС, вечером появляется непонятный пост в социальных сетях. Вполне возможно, было так: он вышел из ХИАС, его поймали и прессанули украинские спецслужбы, он согласился сотрудничать, написал явку с повинной, и ему дали возможность говорить о пытках, чтобы его не прессовали оппозиционеры. Получилось же так — он в воскресенье рассказал мне о пытках, а в понедельник появилась явка с повинной. Странное совпадение. И только в цепочке «надавили — написал признательные показания — рассказал о пытках, чтобы друзья поняли» я вижу какую-то логику. Не как журналист, а как человек.

Опять же, почему закрыли процесс для публики? Об этом ходатайствовал следователь, судья пошла ему навстречу. Тем, кто был в коридоре, сказали, что это «особо важное дело». Хотя у Лебедева, который идет по тому же делу, суд был открытый. На мой взгляд, это могло значить то, что Развозжаев пошел на сделку со следствием.

— Может, процесс закрыли для того, чтобы он не говорил о пытках?

— Так он все равно о них сказал. Мне, например.